Автор в меру циничных мам «Эффект мамочки» Ольга Трояновская – о том, как меняется жизнь с появлением ребенка.
Когда родила первая из моих подружек, моему изумлению не было предела – она могла говорить только о своем ребенке! Младенчик был, конечно, симпатичный, но я не понимала, что тут можно часами размусоливать, – обсудили немножко, да и вернулись к интересному. Так нет же: плохо берет грудь, научился улыбаться, болит животик, не спит в коляске – детские темы не кончались, а на интересное мы так и не свернули. Я даже маме собственной пожаловалась при случае: «Представляешь, с Настей стало совсем не о чем поговорить!» Прошло года три, и родила уже я. Спустя месяц мама лукаво улыбнулась в разговоре: «Ты не замечаешь? Ты говоришь только о ребенке».
Когда появляется младенец, поначалу он неизбежно становится центром вселенной, и все кирпичики ранее привычного мира выстраиваются в совершенно незнакомом доселе порядке. Верно выбранная марка подгузников оказывается существенно важнее верно выбранных либеральных лидеров, а время первого прикорма – несоизмеримо волнительнее, чем время распродаж. Твои собственные увлечения и интересы отходят на второй план, уступив место маленькому человеку, которого ты произвела на свет.
Странность заключается в том, что совершенно безотчетно для себя ты начинаешь требовать от других не только уважения к твоим новым приоритетам, но и полного подчинения им. Хотя у друзей ничего не поменялось, кроме тебя, которая раньше танцевала до утра, а теперь всерьез озабочена дилеммой: «Гербер» или «Бабушкино лукошко». А коллеги в изумлении от твоей инсталенты, в которой теперь одни перевязочки на упитанных, но вполне себе обыкновенных младенческих ножках. Тебе, в свою очередь, кажется странным, что подруга может битый час обсуждать какого-то незвонящего придурка и шефа-идиота. Вместо того чтобы попивать винишко и задавать стимулирующие «а ты?», «а он?», ты сидишь унылая, как жена Семена Семеныча Горбункова. И ждешь, когда можно будет рассказать, что твой ребенок научился сам вставать в кроватке. А проигранный коллегами долгожданный питч вообще кажется неимоверной ерундой на фоне того, что у младенца сбился сон.
Вместе с ходом мыслей меняется и речь. То, что звучало смехотворно глупо из чужих уст, приклеивается и к тебе: с говорением о ребенке во множественном числе первого лица просто какая-то беда. Эта напасть не минует ни одну, даже самую адекватную, маму. Предательское «мы едим» (мы покушали – зачеркнуто) хоть раз позволяла себе каждая из моих детных знакомых, вовсе не имея в виду, что она ковыряется в банке с брокколи для удовлетворения собственного голода. Это не просто манера выражаться, это суровая реальность – сложно отделить себя от маленького человека, каждое его усилие – ваше совместное, каждое достижение – и твое тоже!
Конечно, крепче всех достается мужу – вечером на него выливается шквал этих «мы покакали» и «мы поползли». И нет никакой возможности понять, что усталый супруг просто не в состоянии проникнуться этим докладом на ежедневной основе. В лучшем случае муж устало и монотонно реагирует: «Да что ты, дорогая!» (В худшем – скачивает тиндер, зачеркнуто). А ты непременно обижаешься на то, что он недостаточно восхищен вашими успехами и вообще сухарь и безразличный ко всему человечишка.
Впрочем, твои атаки направлены не только на близких. Очень хорошо помню свое возмущение в парке возле дома: не все ходят мимо нашей коляски на цыпочках и с придыханием! Мне это казалось невероятным, возмутительным, чудовищно глупым – там же спит человек, так старательно мною уложенный. Как вы смеете будить его глупым смехом, шарканьем, бездарными телефонными беседами! Однажды рядом прогуливались двое подростков и один из них, приметив мое колясочное покачивание и напряженное лицо, показал беззвучно другому – тссс! Ручаюсь, у этого золотого человека подрастает дома маленький братик или сестра, а мама, возможно, как и я, немного двинулась на почве младенческого сна. Я запомнила подростка с благодарностью – как единственного разумного в этой шестой части суши.
Еще хорошо помню, как мне хотелось хвастаться дочкиными умениями. «Вот, начала на днях тут говорить предложениями», – небрежно замечала я, гордо приподнимая бровь. По моим представлениям, для неполных полутора это было необыкновенным достижением, и собеседник немедленно должен был воскликнуть: «Да что ты! Это просто невероятно!» Но мой визави, даже и имеющий детей, реагировал крайне вяло. Он (нормальный человек) вообще не интересовался нормативами детских умений и знать не знал, что я делюсь с ним чем-то из ряда вон выходящим. Я же закипала на таком равнодушии. Поэтому сейчас, когда слышу от мамы годовалого хвастливое «мы уже целых 92 сантиметра», покорно изображаю восхищение: «Не может быть!» Хотя, хоть убей, не помню, что там за стандарты по росту у этих мелких.
Думаю, на первых порах такая сосредоточенность на младенчике и даже некоторая одержимость им свойственны практически каждой маме. Это как логическое продолжение беременности, когда мама дышит, ест и пьет за себя и «за того парня», когда вы неразрывно связаны и ребенок – естественное продолжение тебя самой. Но проходит годик после рождения дитя (у некоторых, особенно рано вышедших в офис, – существенно меньше), и этот детоцентризм идет на убыль. Ты возвращаешься к привычному образу мыслей, начинаешь заниматься собой, читать, интересоваться достойным кино и вином, твои отношения с мужем возвращаются к добеременному статусу, а бездетные подруги выдыхают с облегчением. Ребенок по-прежнему занимает значительное место в твоей жизни, но уже не заполняет ее целиком, не перекрывает горизонт. А тех, кто подзадержался в своей детоодержимости, боюсь, ждет разочарование – младенец растет, и вот он уже не младенец, а полное растворение ваших интересов в нем кажется лишним уже всем. Впрочем, не стоит зарекаться и смотреть на охваченных пролактиновой горячкой свысока. Скорее всего, стоит только родить второго, как Людовик 14-ый с его царственным «мы покакали» снова вернется в твою насыщенную жизнь – к счастью, до поры до времени.
Автор: Ольга Трояновская