Чем опасны мамы-перфекционистки

Ксения Вагнер – о том, что бывает с отличницами, и почему она перестала стремиться к совершенству.

В детстве у меня была подруга Лора. Отличница с косой волосок к волоску. Белый воротничок, чулки без зацепок, три запасных ластика в пенале. Лорина мать покупала ей все – от кукол Барби до платьев Dior. Но за четверки называла дурой и лупила по рукам.

В двадцать лет Лора заболела анорексией (это частый диагноз перфекционисток, у которых извращенное представление обо всем, и о собственном теле в том числе). Она весила чуть больше тридцати килограммов и вызывала у себя рвоту после каждого приема пищи. Болезнь не отменяла ни красный диплом, ни поиски «самой лучшей работы». Парня у Лоры не могло быть по определению, потому что мамин кастинг проходил только принц Уильям, тогда еще не женатый.

К тридцати годам Лора поменяла десяток работ, ни на одной не добившись успеха, продолжала безуспешно лечить анорексию и начала спиваться. Отношения с матерью она полностью разорвала.

С этого психологического дна ее достал будущий муж. Просто взял и на полгода увез в Индию. Не знаю, как там перезарядили ее аккумулятор, но вернулась Лора беременной. В материнстве она обрела себя. Правда, ринулась в него все с тем же перфекционизмом, через год одурела от памперсов и, наконец, начала серьезно заниматься психотерапией. Кажется, сейчас она постепенно находит жизненный баланс.

«Мать никогда не ругала меня за оценки, – вспоминает другая моя знакомая, Света. – Просто само собой предполагалось, что я должна быть отличницей. Если я получала четверку, не было ни криков, ни наказаний, но мама ходила с таким лицом, что мне хотелось умереть. Она сама закончила школу с медалью, сделала карьеру, во всем проявляла твердость, и я все время ощущала необходимость ей соответствовать – быть такой же сильной и успешной. Хотя по своим способностям – сейчас я это понимаю – я была совсем другой. Ей всегда давались точные науки, а меня от них тошнило. Но так как пятерки должны были быть по всем предметам, я до одури зубрила и физику, и химию, хотя могла бы, скажем, больше заниматься английским, к которому всегда тянулась… Институт тоже выбирала мама, «самый лучший», естественно. Пока однокурсники тусовались, влюблялись и просто жили активной жизнью, я штудировала Карла Маркса и сходила с ума».

В 18 лет Света, как и многие дочери слишком строгих мам, сбежала «в брак». «Я вышла замуж за первого парня, который серьезно за мной ухаживал. Просто чтобы вырваться из-под материнского контроля, зажить своей жизнью. Но через год я по уши в него влюбилась. Он принимал меня такой, какая я есть, жалел, ласкал, поддерживал – это было так ново для девочки, привыкшей всегда быть «супер-сильной!». К сожалению, при всей любви я не могла относиться к нему также. Видимо, неосознанно повторяла материнскую модель и все время пыталась его «улучшить». В конце концов он психанул: «Лучший, лучший! Я не хочу быть самым лучшим, я хочу быть собой!». И ушел. А я год лечилась от депрессии».

Пару недель назад моя подруга Юля позвонила мне в слезах: «Можешь говорить? У Аньки в саду кошмар». Анька – это ее пятилетняя дочь, а кошмар – неудачное выступление на детском утреннике. Девочка опоздала, споткнулась, торопясь на сцену, упала, расплакалась и в итоге забыла половину стихотворения. Но настоящий кошмар в том, что Юля слишком долго искала подходящий к Аниному платью бант – поэтому они и опоздали. «Да конечно у нее полно бантов! Но тот был идеальный… Да, я понимаю, это бред…».

Когда Аня была младше, Юля перестраивала за нее башенки из кубиков, рисовала заново рисунки и сама лепила зайчиков из пластилина – потому что у трехлетнего ребенка, естественно, все было «неидеальным». Сегодня Аню трудно чем-то заинтересовать, она не уверена в себе, но, как и мать, маниакально одержима «идеальностью». В сад, кстати, она ходит с трудом – потому что каша там слишком сладкая, музыка громкая, а у Маши Петровой отвратительно кривые зубы.

 О чем все эти истории? О родителях, которые хотят самого лучшего, конечно. Только не для ребенка. А для себя. Потому что быть мамой отличницы – их способ самореализации. А перфекционизм – их диагноз. В современном обществе это слово почему-то часто используют в положительном контексте, – очевидно путая со здоровой мотивацией. Внешне это действительно похожие явления, но перфекционистские стремления характеризуются маниакальным, навязчивым характером. Это серьезная личностная проблема, которая приводит к формированию заниженной самооценки, высокой тревожности и в целом негативно сказывается на мироощущении человека. Проще говоря, перфекционисты вечно несчастные. Потому что счастье – это идеал, а идеал для перфекциониста недостижим  – “всегда можно сделать лучше”. Всегда есть бант, больше подходящий к платью.

Психологи и психиатры регулярно сталкиваются с тяжелейшими формами невроза у матерей-перфекционисток. Для многих из них дети – это проекты, которые они “сдают” на пятерку. Самые тяжелые случаи – когда в жизни матерей-перфекционисток нет ничего, кроме детских кружков, репетиторов, совместных походов по музеям и т.д. Они жертвуют карьерой, личной жизнью и собственными интересами – лишь бы ребенок вырос “молодцом”. Но в 16 лет современный “молодец” задает вопрос: “Мама, а кто ты? Чем ты занимаешься?” И меньше всего хочет услышать, что мама занимается им. Если он психологически здоров, то готов жить своей жизнью и получать свой жизненный опыт – через самостоятельные решения и поступки. Процесс сепарации от родителей – неотъемлемый этап развития гармоничной личности.

Но сколько матерей, отдавших ребенку “лучшие годы жизни”, готовы отпустить его в открытое море? Многие ли машут платочком на прощание? Нет, большинство истерически рыдает в порту – и всячески продолжает контролировать свое чадо. Жить его жизнью, мысленно (а иногда и фактически!) преследуя везде – от студенческих вечеринок до первых свиданий. Хорошо, если ребенок (который уже не ребенок) сопротивляется этому и все же пытается найти свою дорогу в жизни. Но большинство “задавленных” родителями детей ко взрослому возрасту уже не способны обрести самостоятельность. Мама – их навигатор, круглосуточная служба поддержки и контроля качества. Мама отведет в кружок и проверит в дневник. Найдет жену и работу. А потом – другую, потому что предыдущая была не слишком хороша для ее гения. Хотя вообще-то лучше всего жить с мамой и вообще не работать – она же всегда рядом, а пока она рядом, все отлично. Помните ролик из “Ералаша”, где престарелая бабушка несется к сорокалетнему внуку – “Бегу, бегу, Витенька!”.  Было бы смешно, если бы не было так грустно. Когда я вижу такие пары – властная старая мать и пожилой сын-пупсик – мне становится страшно. Если такая “парность” – не результат семейной трагедии, а торжество материнского эгоизма, – это почти что преступление. Воровство, хищение в особо крупных размерах. Потому что навсегда привязать к себе ребенка – значит украсть его собственную жизнь.

Я – мама двоих детей. И благодарю жизнь за возможность исцеления от перфекционизма до их рождения. Я страдала этим недугом много лет – а потом одномоментно поняла, что нужно лечиться. Это было за городом, на даче. Я шла по поселку с близким мне человеком. Человеком, у которого столько редких достоинств, что, кажется, таких больше не делают. Человека, способного устроить праздник из воздуха, высечь искру из пустоты. Человека колоссальной душевной щедрости и теплоты. Я шла и гнусным голоском отчитывала его за полотенца, сложенные не аккуратной стопочкой. Методично била под-дых. И этот человек – обычно шумный, спорщик, буян – вдруг сел на бордюр и тихо заплакал. А я ушла вперед с окаменевшим лицом. Внутри не просто саднило – внутри нарастал огромный ком. И когда он лопнул, поток каких-то совершенно новых чувств прорвал плотину моего самолюбия и глупости. И я бросилась назад, рухнула перед тем человеком на асфальт, обхватила его за ноги и просила прощения до хрипоты.

В тот день я поняла, что любить – значит принимать. В любых отношениях можно вводить правила и обозначать свои границы. Но пытаться переделать человека – значит оскорблять его и себя. Каждый имеет право быть собой – и быть не совершенным. Совершенства нет нигде, и в отношениях с людьми его меньше всего – потому что это живой и хрупкий процесс, огонек, который легко потушить, и гораздо труднее зажечь снова.

Мои дети еще маленькие и не ходят в миллион кружков. В свободное от детского сада время мы отрываемся все вместе под мою любимую музыку, строим шалаши из диванных подушек или играем в ролевые игры. Английский учим через мультики, а буквы – через выдуманное соревнование “кто первый найдет”. Я не мечтаю, чтобы они стали отличниками. Построили фантастические карьеры, заработали миллионы и перевернули мир. Чтобы все говорили про них “вот это да!” – чаще завидуя, чем на самом деле восхищаясь. Чтобы они всюду побеждали и были первыми.

Я просто хочу, чтобы они были счастливы. В этом отнюдь не совершенном – и таком прекрасном мире.