История одной беременности, или как привлекать в свою жизнь чудеса

Ксения Вагнер – о том, с какими трудностями она столкнулась в ожидании третьего ребенка, и как вера в лучшее меняет нашу жизнь.

О своей третьей беременности я узнала, отдыхая со старшими детьми на море. Еще до покупки теста, зарыдав ни с того ни с сего над «красотой заката», я заподозрила что-то... экстраординарное. И тесты это что-то, – вернее кого-то, – тут же подтвердили.

Два дня я провела в эйфории. Гладила свой совсем еще плоский живот, улыбалась, как лунатик, гадала, кто там – мальчик или девочка? – и вся сочилась какой-то новой гордостью.

А потом начались трудности. У меня заболела спина, все время хотелось лечь, появились и другие основания для беспокойства. Ничего подобного в первые две беременности я не испытывала, и написала врачу по вотсапу.

Хорошо помню, как померкло и солнце, и море, и прочая отпускная идиллия, когда врач ответил «Это может быть угроза! Купите гормоны!». И назвал необходимое лекарство.

Перелет обратно дался мне с трудом. При угрозе полеты запрещены, но едва ли я могла попросить политического убежища на греческой земле. Помимо переживаний из-за этих рисков, меня мучил неведомый прежде токсикоз, да еще и самолет болтало так, что я просто тихо молилась – за всех, и рожденных, и не рожденных.

В первый день после возвращения у меня поднялась температура 38. А затрясло, как будто 40. Я рыдала от озноба, напряжения и страха за крошечную жизнь внутри себя, зная, как «вредно» болеть на ранних сроках.

Врач выписала мне антибиотики, велела сбивать температуру, пить витамины и т.д. Неделю я провалялась в соплях и слезах, потом выздоровела, а через две недели... заболела снова.

Глядя на градусник с 38, я затихла, как воздух перед ливнем. Тяжелая, гнетущая тишина – и вокруг, и внутри. Поток коротеньких мыслей про несправедливость, вспрыск обиды, смятение, ярость, и почти сразу – принятие.

«Ну что ж, заболела значит заболела. Как бы не повлияли эти вирусы на моего ребенка, я все равно буду его любить, растить и пестовать», сказала я себе.

И тут же вспомнила слова своего психотерапевта: «Вы можете ДОПУГАТЬ себя до чего угодно».

«Действительно, сейчас я СОЧИНИЛА свой страх, – подумала я. – Да, для него есть некоторые основания. Но пока я не знаю точно, повлияют болезни на ребенка или нет, – нет смысла расстраиваться, мучиться самой и мучить своих близких. Среди которых, между прочим, уже есть двое маленьких детей».

Я как будто вынырнула из пучины, где плавала, задержав дыхание. И задышала снова – ровно и размеренно. Стала искать в интернете книги про визуализацию хорошего, нашла бестселлер Джо Диспенза про силу подсознания, окунулась, переключилась на позитивную волну. И в этот раз поправилась быстрее.

После этого волнительного старта пара месяцев прошли без приключений (если не считать вегетативного криза и еще пары простуд).

А потом у меня начались боли в спине, живот как будто опустился и общее состояние ухудшилось. Все это случилось в новогодние праздники, мой врач был в отпуске, я на даче, а спина болела так, что надо было срочно что-то делать. Я поехала на УЗИ в ближайшую клинику, оно показало тонус, меня положили под капельницу, а в бумажках опять написали страшные слова про угрозу прерывания беременности.

Моей первой реакцией снова был страх – как и всегда у невротиков. И снова я призывала на помощь свое сознание. Чтобы оно, как мускулистый санитар, скрутило мою внутреннюю истеричку.

Осознать свой страх, его токсичность и бессмысленность – первый шаг к тому, чтобы перестать бояться. Всегда, в любой ситуации.

Я представляла, как нажимаю красную кнопку, выключая панику. Кнопка гаснет, а большой нагревшийся прибор (то есть я) перестает пищать и дымиться.

Потом я включала большую зеленую кнопку – свой мозг.

В тот момент мозг сообщил, что надо успокоиться, насколько возможно снять тонус и поменять врача.

Так я оказалась в Лапино. Не могу сказать, что там работают исключительно волшебники, но мне повезло встретить хорошего и дотошного в лучшем смысле этого слова доктора. На первом же приеме он констатировал у меня риск преждевременных родов. Я была на 24-й неделе беременности, Зося (я уже знала, что ношу девочку) весила меньше килограмма.

Чтобы снять риски, мне предложили операцию. Небольшую, но требующую полной анестезии нижней половины тела. Решение надо было принимать быстро, в случае согласия ложиться на стол через час. Я шла на консультацию, а оказалась в операционной.

«Есть риск преждевременных родов. Мне надо сделать небольшую операцию. Все будет хорошо, позвоню позже», – сказала я мужу, и в моем голосе не было мнимого спокойствия. В тот момент я действительно не паниковала. Страх – самый прожорливый пожиратель энергии. А мне нужны были силы.

Кроме того, к этому моменту я просто устала бояться. «Будь что будет», – фраза-мучение для любого невротика. Тревожные люди, жертвы страхов, отчаянно пытаются все контролировать, потому что контроль дает им ощущение спокойствия – обманчивое, увы. На деле постоянный контроль лишь повышает уровень тревожности – и это замкнутый круг, кольцевая дорога стресса, где каждая остановка – приступ страха.

«Определенная доля фатализма – признак зрелой личности», – сказал мне на одном из сеансов психотерапевт. Я вспомнила эти слова – и с ними «закатилась» на кушетке в операционную.

Что такое быть фаталистом каждый решает сам. В моем понимании это означает не бессмысленные риски, а безграничное доверие. Судьбе, природе, Высшим силам. Лично для меня – Богу.

«Вы там что, спите?», – спросил меня в какой-то момент операции хирург. Совершенно не чувствуя нижней части тела (как будто Ее и нет), но понимая, что сейчас в моем теле происходят важные процессы, я лежала с закрытыми глазами и молилась, чтобы все прошло благополучно.

После операции анестезиолог переносил меня на кушетку-каталку на руках – ноги болтались как две сосиски, чужие и безжизненные. Это ощущение паралича длилось еще несколько часов, – и, конечно, снова роились страхи: «А вдруг мне что-то повредили и ноги НЕ вернутся?». И я снова призывала на помощь и фатализм, и рационализм одновременно. Думала о хорошем и переписывалась с близкими, помня, что страх, как и всякий сорняк, растет пышным цветом на пустом поле, – опутывает мозг, когда тот ничем не занят.

Через некоторое время после операции меня настигла новая проблема – непонятная сыпь. «Срочно сходите к инфекционисту», – сказал мне мой не склонный к панике врач. И я опять поплелась по кабинетам – инфекционист, терапевт, дерматолог, срочная сдача крови и все новые пятна на теле. Когда опытный дерматолог поставил мне правильный – и к счастью, не опасный – диагноз, я готова была расцеловать его глянцевую лысину. Ничто не гнетет нас так, как неопределенность, – а умноженная на страхи, она и вовсе превращается в пытку.

Разобравшись с пятнами, я пришла к своему психотерапевту и пожаловалась на усталость. «Я, конечно, существенно продвинулась в борьбе со страхами, но они все равно не уходят полностью, – призналась я. – В этот раз, после разных тревог во время беременности, появился страх перед родами, хотя первые два раза его не было вовсе».

И тогда мой доктор заговорил о моих богатствах. О тех бесценных дарах, которые уже созданы мной и жизнью. Обо всем хорошем, что давалось и дается мне – как о фундаменте для Веры.

Каждый раз, сталкиваясь с трудностями, мы склонны вспоминать все прежние неприятности и «несправедливости», валить все в одну кучу, жалеть себя. Эта свалка негативных эмоций не дает нам ничего – кроме новых проблем.

Чем больше мусора мы накидываем в эту яму, тем сложнее из нее выбраться, потому что обида – на жизнь, на себя, на других – самый мощный магнит для новых неприятностей.

Почему в трудные минуты нам сложно думать о хорошем, наполняться благодарностью за то светлое и радостное, что мы имеем, мечтать и вдохновляться? Потому что мы находимся в напряжении и в... страхе. Но что дают нам эти чувства? Ничего, они только отнимают силы и пускают волны тревожности, в которых барахтаемся не только мы, но и наши близкие. Мы тратим на них колоссальное количество энергии, которую могли бы направить, собственно, на решение проблемы – как фактическое, так и «энергетическое», то есть визуализацию хорошего.

«Составьте проект своих родов! – посоветовал мне психотерапевт. – Соберите самые позитивные картинки, подберите музыку, и смотрите этот фильм как можно чаще».

Фильм я, каюсь, не сделала, но после этого визита отдалась потоку волшебства. Я больше не позволяла себе думать о плохом. Я сознательно выстраивала позитивный сценарий. Отбросив суеверия (те же страхи, только сбоку), я покупала малышке одежду, устраивала семейные фотосессии, обсуждала со старшими детьми, как они будут помогать нам с папой, когда родится их сестренка. Я соблюдала необходимые «меры безопасности», но не тряслась над собой как над хрустальной вазой. Уже с большим животом я ходила на рабочие встречи, в кафе, театры, встречалась с друзьями, готовила, шопинговала, гуляла со старшими детьми. Просто жила – и старалась делать это так, чтобы для страхов не оставалось места.

И знаете что?

Я больше ни разу не болела. Я провела эти недели в спокойствии и радости, в гармонии и внутренней удовлетворенности. Я каждый день радовалась жизни и благодарила Ее за все, что имею. Анализы, УЗИ, другие исследования – все было идеальным. Чудо? Может быть. А может – и чудо, и следствие правильного обращения с собственной жизнью. Со своим телом и сознанием, которые – не данность, а волшебный конструктор, из которого мы можем строить мусорные контейнеры, а можем – летучие корабли.

...Перед самыми моими родами старший сын подхватил тяжелый вирус с температурой 40. После пяти дней в сильном напряжении я все-таки заразилась. В Лапино врачи понадевали двойные маски, взглянув на мой анализ крови, – такого вируса они не видели давно. Мне сделали 10 капельниц, начали колоть антибиотики, стали проверять на пневмонию и плеврит. Я не буду изображать оловянного солдатика и лукавить, что думала о хорошем. Я плакала и не думала ни о чем, потому что слишком устала. Но я НЕ БОЯЛАСЬ. Я не допускала мысли, что дочь решит родиться в разгар вирусной войны. Я разговаривала с ней и с собой, призывая нас обеих дождаться моего выздоровления. Я посылала своему телу всю светлую энергию, на которую была способна. Когда спала температура, я сделала большую запись в дневнике, полную благодарности жизни за все, что у меня есть. Роды начались на следующий день – естественные, без стимуляции и анестезии, не самые простые (а если честно, из всех моих родов, наверное, самые сложные), но в итоге благополучные.

Когда красную, мокрую и еще соединенную со мной пуповиной Зосю положили мне на живот, она вопила, как пятикилограммовый мальчик, а не трехкилограммовая принцесса. И в этом крике было столько мощи и характера, что я подумала – она была такой уже внутри меня, сильной и жаждущей жизни, она дана мне такой как бесценный дар, и потому мы с ней смогли преодолеть все трудности перед нашей встречей.

...Сейчас, когда я заканчиваю писать этот текст, Зося сопит мне в бок (на всякий случай придерживая мою грудь рукой – вдруг я дерзну убрать эту лучшую в мире подушку). Я трусь щекой об Ее бархатную голову, держу в ладонях шелковые пятки и это тепло крошечного родного человека делает меня самой благодарной женщиной в мире. А еще – самой бесстрашной.