Наш внештатный автор Марина Сютаева сделала блефаропластику и рассказывает, как это было (спойлер: вообще не страшно).
«Опять размазались! Надоело!» – в 27 лет я перестала рисовать стрелки на глазах, потому что жили они там минуты две, не больше. С моими верхними веками случилось что-то нехорошее. В какой-то момент кожи на каждом веке стало слишком много, и она собралась в дополнительную складку, которая, во-первых, некрасиво нависала над глазом, прибавляя мне возраст; а во-вторых, моментально превращала в кляксы даже самые стойкие тени, карандаш, жидкую подводку – да что угодно. Оба этих обстоятельства нереально меня раздражали, но еще сильнее злило осознание того, что сделать с этим ничего нельзя. Кроме пластической операции, конечно. На блефаропластику тогда я не была готова по многим причинам. К примеру, мне казалось, что это метод отчаяния, к которому прибегают исключительно женщины в возрасте 50+. А ведь я-то еще ого-го! Плюс мне было страшно. Я до чертиков боюсь уколов, бормашины и даже кровь из пальца брать – а про хирургический скальпель вообще молчу. Так что несколько лет я с ужасом наблюдала в зеркало, как веко нависает все сильнее, расстраивалась, но…ничего не делала.
Все изменилось прошлым летом. Мне понадобилась фотография для оформления визы. Я быстренько сгоняла в фотоателье, сделала фото и попросила прислать его мне на мейл. Открыла файл – и ужаснулась. Со снимка на меня смотрела грустная, уставшая женщина. А главное, эта женщина была ста-ра-я. Мамочки, это я, что ли? В свои «хорошо за тридцать» я должна выглядеть намного лучше. Я заискивающе улыбнулась отражению в зеркале – не помогло, картина та же. Тут я поняла, что пора действовать. Страх выглядеть ужасно пересилил страх перед скальпелем.
Моя лишняя складка кожи на верхнем веке – «заслуга» генетики. Точно так же выглядят веки у моих мамы и бабушки. Вторая штука, которую мне не повезло получить от них по наследству, – темные круги и провалы под глазами, настоящий такой панда-look. Никакие кремы «против кругов» не работают, много раз проверено на себе. Замазать консилером тоже невозможно: уже через полчаса от него не остается и следа.
В общем, я сдалась и пошла в свою «дежурную» клинику «Время красоты». Именно там несколько лет назад мне доказали словом и делом, что уколы ботокса – это не ужас-ужас, болезненные ощущения минимальны, а у ненавистных морщин нет шансов. Кстати, я терпеть не могу высокопарные фразы типа «мои морщинки – летопись моей прекрасной жизни». Лично мне никакие морщины не нужны, да и в целом я считаю глупым мириться с недостатками, которые мне не нравятся. Короче, надо резать!
Между днем судьбоносного решения и днем операции прошла ровно неделя. В четверг я проконсультировалась с хирургом – мне повезло, оперировать взялся главврач клиники Отари Гогиберидзе. Он же посоветовал вместе с блефаропластикой верхних век сделать липофилинг нижних – то есть заполнить впадины под глазами моими собственными жировыми клетками, в результате чего провалы уменьшатся, а темные круги просветлеют. Забегая вперед: эта манипуляция и правда отлично решила обе проблемы, консилер я сейчас использую только в случае жесткого недосыпа.
В тот же день (напоминаю, это был четверг) я проконсультировалась с анестезиологом, выбрала местный наркоз. В пятницу сделала ЭКГ, сдала общий анализ мочи и анализы крови: на группу крови и резус-фактор, на ВИЧ, гепатиты В и С, сифилис, на свертываемость крови, а также клинический анализ. В понедельник отправила результаты в клинику по мейлу, врачам все понравилось, и уже в четверг к 10.00 я приехала на операцию. Сначала заполнила пачку бумаг: личные данные, информация о перенесенных заболеваниях, согласие на манипуляции, на анестезию и т.п. Затем меня пригласили в палату, где я переоделась в одноразовое белье и халат, прошла экспресс-консультацию у хирурга, а заодно получила успокоительный укол. На область век нанесли разметку маркером. Потом события развивались стремительно: операционный стол, обработка-дезинфекция, резиновые прокладки под кожу в тех местах, где она соприкасается со столом (операция проводится не обычным скальпелем, а работающим от электричества), анестезия. Согласно аллергопробам, у меня есть риск аллергической реакции на лидокаин, поэтому мне индивидуально подобрали другой препарат, а в операционной на всякий случай дежурил анестезиолог.
То ли благодаря релакс-уколу, то ли позитивному настрою я ни капли не боялась, но руки-ноги непроизвольно потрясывало – это вегетативная нервная система старается, объяснил хирург. Впрочем, дрожь скоро прошла. В течение операции я была в полном сознании, хотя и в легком тумане, все слышала и даже умудрялась поддерживать разговор. Блефаропластика проходит вот как: скальпелем хирург делает продольный надрез по центру верхнего века, иссекает лишние кусочки кожи и затем накладывает швы. Нити при этом используются не саморассасывающиеся, а обычные, чтобы гарантированно не осталось шрамов.
Итак, швы наложены, на очереди – липофилинг нижних век. С внутренней поверхности бедер тупоконечной канюлей делают забор жировых клеток, потом их обрабатывают и очищают, а затем инъекционно вводят в область нижнего века. Честно скажу, когда позже на фото я увидела размер и толщину канюли, которой вводили жировые клетки под кожу вокруг глаз, мне стало не по себе. Хотя на самом деле ощущений никаких не было, уж тем более неприятных. Липофилинг, кстати, хорош еще тем, что абсолютно безопасен для аллергиков вроде меня: жировая ткань собственная, родная, негативной реакции организма и отторжения не вызывает. После окончания процедуры липофилинга вокруг глаз мне наложили стрипы – очень тонкие стерильные пластыри, которые не боятся ни воды, ни прикосновений и поддерживают кожу, чтобы места проколов и швы не разошлись ни на сотую долю миллиметра. На места проколов на бедрах наложили толстые тампоны-прокладки из бинтов.
Сразу после операции я своими ногами дошла до палаты и улеглась спать. Через полтора часа проснулась дико голодная, медсестра принесла мне полдник (чай с лимоном, воду без газа, йогурт, печенье и еще что-то вкусное). Я еще пару часов отлежалась, после чего получила выписку и наставления от Отари Гогиберидзе: обрабатывать верхнюю часть лица хлоргексидином, спать на спине, через день прийти снимать швы. Потом я села в машину и спокойно порулила домой. Что самое удивительное – ни в этот день, ни в последующие я не испытывала совершенно никаких болевых ощущений и даже после того, как отошла анестезия, ни одной таблетки обезболивающего не приняла. Глаза после пережитого, разумеется, были похожи на щелочки, но бодро открывались-закрывались – без малейших усилий и боли. Гематомы тоже присутствовали, но я их не видела из-за пластырей.
На следующее утро у меня слегка поднялась температура до 37,2 градусов, отек усилился, глаза открывались с трудом. Места проколов на бедрах кровили ровно сутки, так что подушечки из бинтов я не снимала. Ощущения в мышцах ног были, как после долгой и яростной тренировки, – и так пару дней. На второй день после операции, когда я поехала в клинику снимать швы (пластыри-стрипы оставили), самочувствие было нормальное, припухлость век заметно уменьшилась.
Со стрипами я ходила в общей сложности 9 дней. На прогулку и по магазинам – в темных очках, на работу – без. На минуточку, в нашем офисе 26 этажей и около 2000 сотрудников. Так вот, ни один из них не спросил, а чего это я пластырями обклеена. Не могу понять, либо и правда не заметили, либо проявили тактичность. Я же вообще не смущалась своего, мягко говоря, странного вида. А когда пластыри с век сняли, под ними обнаружилась кожа-мечта. У меня впервые в жизни не было темных кругов, а кожа под глазами стала по-детски нежной и припухлой. Корейские модницы обзавидовались бы: трендовые «подушечки» под глазами они рисуют тенями, а мне рисовать ничего не надо – всё натуральное.
Через несколько недель после операции закачанные под кожу нижних век жировые клетки окончательно распределились и заняли свои законные места. Швы стали еще незаметнее (сейчас их практически невозможно разглядеть). А я смело делаю макияж, зная, что стрелки не превратятся в грязные волнистые линии, а тушь для ресниц не отпечатается на верхнем веке. Надо ли говорить, что о проделанном ни капли не жалею, – мало того, думаю: «Почему я не решилась на операцию раньше?»